Читать книгу "Дом на Манго-стрит  - Сандра Сиснерос"

Люди, которые живут в доме на холме, спят так близко к звездам, что забывают о тех, кто обитает ближе к земле. Они не смотрят вниз, им нравится жить на холме, они довольны. Им не нужно рыться в мусоре или бояться крыс. Наступает ночь. Ничто, кроме ветра, их не будит.

Однажды у меня будет собственный дом, но я никогда не забуду, кто я и откуда. Бродяги, проходя мимо, будут спрашивать: «Можно у вас остановиться?» Я предложу им переночевать на чердаке, попрошу задержаться подольше, потому что знаю, каково это – быть без дома.

Иногда после ужина я с гостями буду сидеть у камина. Где-то наверху заскрипят полы. С чердака раздастся грохот.

– Крысы? – поинтересуются гости.

– Бездомные, – счастливо отвечу я.

Красивая и жестокая

Я уродина. Я та, кого никогда не возьмут замуж.

Нэнни говорит, что она не будет всю жизнь ждать мужа и что сестра Минервы забеременела и ушла из дома, хотя и не хотела уходить. Нэнни хочет, чтобы все было дня нее, хочет выбирать сама. У нее красивые глаза. Легко так говорить, когда у тебя красивые глаза.

Мама говорит, когда я подрасту, мои непослушные волосы станут послушными, а блузка всегда будет оставаться чистой, но я решила, что не буду послушной, как те, кто ждет, когда их перенесут через порог, чтобы заковать в кандалы.

В фильмах всегда есть женщина, которая красит губы в красный. Красивая и жестокая женщина. Она сводит мужчин с ума и смеется им вслед. Ее сила принадлежит только ей. Она не сдастся просто так.

Я начала тихую войну. Простую. Уверенную. Я стану той, кто уходит из-за стола, как мужчина – не поправляя стул и не убирая тарелки.

Умница

– Я могла бы чего-то добиться, знаешь? – вздыхает Мама.

Она всю жизнь провела в этом городе. Она знает два языка. Она может петь, словно оперная певица. Она может починить телевизор. Но она не знает, как доехать до центра. Я всегда крепко держу ее за руку, когда мы ждем поезд.

Раньше, когда у нее было время, она рисовала. Теперь она рисует иголкой с ниткой: делает маленькие розовые бутоны и тюльпаны. Она хочет как-нибудь сходить на балет. Она хочет как-нибудь попасть в театр. Она идет в библиотеку и берет пластинки с записями оперных концертов, а затем поет громко, не жалея легких – сильных, как вьюнки на заборе.

Сегодня она готовит кашу и она – Мадам Баттерфляй ровно до тех пор, пока не вздыхает и не указывает на меня деревянной ложкой.

– Я могла бы чего-то добиться, знаешь? Эсперанса, не прогуливай школу. Учись. Эта Мадам Баттерфляй – дурочка.

Мама помешивает кашу.

– Посмотри на моих подруг.

Конечно, она имеет в виду Изауру, которую бросил муж, и Иоланду, муж которой умер.

– Нужно уметь позаботиться о себе, – говорит она, качая головой.

А затем Мама внезапно добавляет:

– Стыд – это плохое чувство. Оно удерживает тебя на месте. Знаешь, почему я ушла из школы? Потому что у меня не было красивой одежды. Не было красивой одежды, но были мозги. Да, – вздыхает она, снова помешивая кашу. – Тогда я была умницей.

Что рассказала Салли

Он никогда не бьет сильно. Она рассказала, что ее мама обмазывает больные места свиным жиром. В школе она говорит, что упала. Оттуда и синяки. Оттуда и порезы на коже.

Но кто ж ей поверит? Такая здоровая, такая красивая девочка не может просто так однажды прийти с побитым лицом, не может просто так упасть с лестницы.

Он никогда не бьет сильно.

Но Салли не рассказывает, как однажды он набросился на нее с кулаками, как на собаку, как на животное. Она говорит, что он думает, будто она собирается сбежать из дома, как ее сестры, опозорившие семью. Она говорит, что это происходит из-за того, что она девочка, а затем умолкает.

Салли собиралась выпросить разрешение ненадолго пожить у нас, и однажды в четверг она пришла с кульком, полным одежды, и потрохами, упакованными в бумажный пакет, которые прислала ее мама. Она бы осталась, если бы с наступлением темноты не заявился ее отец, который, чуть не плача, стучал в двери и умолял ее вернуться.

– Папочка… – сказала она и ушла с ним.

Затем мы перестали о ней беспокоиться. Пока однажды отец Салли не поймал ее за разговором с мальчиком, а на следующий день она не пришла в школу. И через день. До тех пор, пока, как рассказала Салли, он попросту не сошел с ума, меж побоев забывая о том, что он ее отец.

– Ты не моя дочь, ты не моя дочь! – кричал он, давая волю рукам.

Мартышковый сад

Мартышка там больше не живет. Мартышка переехала в Кентукки и увезла с собой хозяев. И я была рада, потому что больше не могла слушать по ночам ее визги и пронзительное верещание ее хозяев. Зеленая металлическая клетка, мраморный стол и семья с голосами звонкими, как гитара. Мартышка, семья, стол. Все уехали.

Это случилось тогда, когда мы наконец вторглись в сад, в который так долго боялись войти, потому что мартышка истошно орала и показывала желтые зубы.

В саду росли подсолнухи, огромные, как цветы на Марсе, и тонкие петушиные гребешки, расцветавшие густой краснотой театральных кулис. В том саду рассеянно летали пчелы и плодовые мушки с глазами, похожими на галстук-бабочку. Насекомые кувыркались и тихо жужжали в воздухе. Там росли деревья, дающие урожай сладких персиков. Колючие розы, чертополох и груши. Сорные травы, ворчливые, как недовольные знаменитости, и густой кустарник, который царапал и царапал колени, и в ранах щипало, пока ты не отмывал их мыльной водой. Там были крепкие зеленые яблони, жесткие, как колени стариков. И всюду пахло перегнившей древесиной, сырой землей и пыльными штокрозами, пахло тяжело и ароматно, как выбеленные волосы покойников.

Когда мы переворачивали кирпичи, из-под них выбегали желтые паучки, и слепые черви корчились и извивались, боясь темноты. Стоило нам воткнуть ветку в рыхлую землю, как из-под нее выбегали сероватые жуки, вереницы муравьев и много-много раздраженных божьих коровок.

Весной на этот сад было приятно смотреть. Но потихоньку, после отъезда мартышки, он начал жить своей жизнью. Цветы перестали слушаться кирпичей, которые не позволяли им расти на тропинках. Буйно разрослись травы.

Старые машины появились в саду за ночь, как грибы. Сперва одна, затем другая, а затем к ним присоединился бледно-голубой пикап без переднего стекла. Не успели мы и глазом моргнуть, как мартышковый сад наполнился сонными автомобилями.

Вещи имели свойство исчезать в этом саду, будто тот съедал их или отставлял в сторону и забывал о них, как пожилой человек.

Нэнни как-то нашла доллар и дохлую мышь среди двух камней в стене, на которую вскарабкались ипомеи, а однажды, когда мы играли в прятки, Эдди Варгас заснул прямо под гибискусом, как Рип ван Винкль[17], пока кто-то из нас не вспомнил о нем и не отправился на поиски.